Начинается с рук, потому что обнаглел и сидишь совсем близко. Я - кошка, я могу смотреть на короля. Право имею. Только вот бывает неуютно и жутковато сидеть под носом у той, которая загородилась ото всех пюпитром с листочками (помнишь ленточку, которой завязывали глаза?) - и эта предосторожность оправдана.
дальнейший ночной бред
"О, привычный депрессивный набор!" - бодро рапортует она с места происшествия - поднимая к лицу бумажку с заявками песен. Привычный? Но в первый раз (или как в первый, потому что на этот раз один на один с мелодией, ритмом, без музыкантов за спиной - только человек и гитара) поются и "Безумие", и "Манхэттен", и "Мавританский король".
Начинается с рук. Я привыкла к этим рукам. Ну надо же. К кольцу на безымянном правой, к специфическому перебору струн (стыдись, так и не научилась подражать, так и не переняла манеру!), к удару наотмашь... Когда-то пределом моих желаний было услышать и увидеть тандем "человек-гитара". Это казалось немыслимым возвращением, скачком из современного относительно благоустроенного московского настоящего в питерское жутковатое переходное прошлое ("Где не так поют, как птицы поют, и не так поют, как хочется петь..." - ну и далее по тексту затёртой, очень плохо слышимой диктофонки... далее по тексту, который впервые когда-то заставил меня задуматься о бездомности и несвободе на этом выбранном пути: "И короткое "флэт" вместо прежнего доброго "дом"..."). Это был почти символ времени.
А время оказалось неанизотропным.

И вот однажды в старом доме на Среднем, в доме с кирпичными стенами и деревьями на стенах, среди странно-весёлых людей, после дождя, в темнеющем окне, с тёплой чашкой чая поющему (согреть горло) - оно вернулось и послушно улеглось у ног. И я оказалась в этом времени как будто бы не впервые.

Словом, это уже случалось: Тикки и гитара. Но каждый раз как заново я поражаюсь возможности перевода на язык гитарных аккордов этих песен, сложных и мелодийно, и ритмически, большинство из которых не рассчитаны на гитару вообще, а ещё - изяществу, азарту и отваге, с которой эти переводы совершаются. Может быть, я изначально уверовала в непереводимость башенных песен.

Я кошка, которая вправе смотреть на короля, но лучше опустить глаза и погрузиться в себя. Время не идёт по прямой - становятся знакомыми и старые песни, и те, что слышишь первый раз. Вот эта - грифон и осень - разве не пережитое, оскомину набившее, как незрелая чёрная смородина в детстве - рот вяжет, а всё равно продолжаешь есть? "Вызревает во мне: не вкуси я того винограда, не была бы навеки столь горько и терпко счастливой".



И конечно: "Осторожно, в этом круге выполняются ваши желания".
Я осторожна. Облака дымно-розовые, скоро ляжет туман. Я и нелюбимая книга на скамейке. Полтора часа ожидания. Спасибо, я осторожна. Поплясала по периметру круга – и хватит. Наутро будет отходняк.

Мась - сестра из прошлого. Как и всегда, это понимается постфактум. Общее прошлое - не болит. Мы говорим взахлёб. Нам не хватает ночей. Хвала близорукости – достаточно обеим снять линзы, чтобы разговор перешёл на новый уровень.
Мы просты в этом разговоре. Бесконечное взаимное друг-другу-высказывание. Без недомолвок.

Под кольцевой пасутся лошади. Наиболее общительных можно кормить яблоком.

А днём – конечно, крыши. Верный круг крыш – уже пространство по ним опознаётся.

Ты ревнуешь к ним? Ты ревнуешь к моим крышам, лошадям, бессонным разговорам, музыке? Для меня предел мечтаний – подарить их тебе. Небо, людей, музыку.